Налетов Андрей «Мотыльки»

Налетов А. «Мотыльки» // Правда Бурятии. 1997.

МОЖНО ли объяснить музыку словами? Да и нужно ли объяснять?

И какими словами говорить об этом экстраординарном спектакле, если

пластический язык и стиль «Мотыльков» на поддается обычному анализу,

он ускользает от понимания на традиционном уровне.

Спектакль «Мотыльки», словно магический треугольник, вмещает в себя

все и одновременно – ничего, представляя собой наполненность и пустоту и

оставляя таким образом зрителю пространство для личной фантазии.

Режиссеры-постановщики Татьяна Смирнягина и Игорь Григурко, конструируя

свой сложный художественный мир, обратились к старой японской поэзии, взяв

за основу «Мотыльков» стихи Рубоко Шо, написанные в жанре танка. Эти

короткие и простые стихотворения сами по себе – образец того, как несколько

предельно простых элементов в своем сочетании дают переход в новое

количество, без открытых эмоций и игры в чувства демонстрируя чистоту,

тонкость и слитность наблюдения за жизнью:

Ты отбросила полы

И ветреной ночью

Залучила к себе ночевать.

И тогда на рукав мой с небесной реки

Луна опустилась тихонько.

Авторы спектакля, отталкиваясь от японской поэзии, как бы создают ее

сценический аналог. Здесь существует свой простой и линейный сюжет, тем не

менее «Мотыльки» воспринимаются неоднозначно и нуждаются в готовности

зрителя к внутреннему отклику. Простота «Мотыльков» - простота притчи, в

центре которой лежит история двух любящих людей – Мужчины и Женщины.

Сюжет стар, как мир, но форма, в которую облекается эта притча,

непроста и необычна. Модернистские стилистические приемы дают показ

одной и той же жизненной ситуации в ее разнообразных вариантах. Авторы

виртуозно манипулируют временем, и в результате на сцене оказываются

представленными две реальности: реальность в воспоминании и фантазиях и

реальность настоящего, протекающего в действительности. Обе эти реальности

оспаривают свою реальность друг у друга. Фантазии и ретроспекции ускоряют

сценическое действие, придавая ему особый темп, тогда как действительная

жизнь главных героев проходит в настоящем зрительного зала. В результате

зритель то попадает в круговорот событий, то погружается вместе с

центральными персонажами во временной океан, в котором реализуются два

самых существенных свойства: пространство и бесконечность. Только в таком

«океане» человек начинает остро переживать пространство и наглядно

осознавать, что сам является осью Вселенной.

Особый интерес представляет модернистская эстетика спектакля,

устраняющая такие традиционные бинарные оппозиции, как, например,

«внутреннее-внешнее»: воспоминания героев, фантазии-сны, принадлежащие

их внутреннему миру, переплетаются с внешней реальностью, образуя с ней

неразрывную цельность. Мы видим, как сходятся два мира – мир Мужчины и

2

Женщины, две самостоятельные сложно устроенные Вселенные, и

вмешательство кого-то третьего при таком сложном схождении и

взаимодействии только вредит. Но третий появляется, выплывая из

воспоминаний и становясь реальностью. Это Мужчина – Бамбуковый Веер –

начинает свой рассказ, выраженный в пластике движения: «У меня была

женщина – Хитрая Лиса…».

Воспоминание о прошлом на наших глазах разрушает единение двух

душ: Хитрая Лисица стремительно врывается в пространство между ними,

внося с собой здоровое веселье, жизненную радость, страсть, но одновременно

– и заземленность, чувственную примитивность. Эта первая женщина

Бамбукового Веера – воплощение телесной, плотской любви, сам же он

представляет начало прямо противоположное – духовное. И вот в нем

разбужена страсть, гасящая разум, и он бросается в любовь, но все это – лишь

воспоминание:

Забыть не могу,

Как любили мы.

И первый твой поцелуй.

Но чем упоительней страсть,

Тем острее печаль.

Такая же в точности ситуация в прошлом была и у Женщины – Птицы с

намокшими крыльями. Притча постепенно усложняется: перед нами уже

предстают два человека, имеющих в прошлом печальный опыт завершившейся

любви. Парадокс, но в «Мотыльках» духовное притягивается к духовному (в

соединении судеб главных персонажей), телесное – к телесному (персонажи из

воспоминаний). В этом присутствует свой особенный трагизм: все герои в

результате остаются одинокими, и такое ощущение не покидает зрителя до

конца спектакля; «примитивные» персонажи с ярко выраженным плотским

началом не уравновешивают друг друга, а доводят до иступленной усталости.

Та же усталость друг от друга и у центральных героев, но здесь другая, прямо

противоположная ситуация: их духовное начало создает космическую

гармонию, служащую первоначальным толчком для выхода из трагического

тупика.

Спектакль насыщен богатой образно-метафорической символикой,

выраженной в ритмах, пластике и движении. Приемлемой для «Мотыльков»

метафорой любви является стихия огня. В образе Хитрой Лисицы реализуется

огонь-страсть, пламя, распространяющееся в пространстве и быстро

сгорающее. В образах Веера и Птицы – пламя свечи, любовь со спокойным

достоинством, неторопливостью, внутренней теплотой и осторожностью.

Подлинный живой огонь, как зримый символический образ любви, появляется

на сцене в начале и в конце спектакля. Другой образ живой стихии,

присутствующий в «Мотыльках», - вода, символизирующая и слёзы («Ветер,

собирающий вечернюю росу»), и погашение страсти, но одновременно и ее

апофеоз (с брызгами лопающиеся фаллические предметы).

3

Можно без конца разнообразить примеры многогранного использования

поэтического языка, поскольку «Мотыльки» - сложнейший спектакль, в

котором гармонично увязаны ритм, образный ряд, символика и смысловая

тенденция. Поэтическая структура спектакля позволяет сконцентрировать на

сравнительно небольшой сценической площади и в сравнительно коротком

отрезке времени сложнейшую и насыщенную художественную систему, о

которой можно говорить бесконечно.

«Мотыльки Смирнягиной и Григурко еще будут раскрываться своими

новыми сторонами для новых зрителей – носителей нового восприятия – и для

прежних зрителей театра «АзАрт».

Андрей Налетов